лето кончилось девятнадцатого, когда умерла сестра моей бабушки. 

август — кусок лета, который вроде и принадлежит ему, а вроде и вовсе независимый парень, — закончился двадцать девятого вечером, когда я отпустила его руки. и он ушел в холодную осеннюю темноту. а я не обернулась. нет, я никогда, никогда не оборачиваюсь. нельзя. иначе не сможешь уйти.

мокрое утро. пятки в кедах подергиваются, ведь нельзя просто так в темноте не наступить в лужу. звезд нет. они уже пропали вчера. больше их не будет до следующего августа. а это целая вечность, он никогда не наступит.

машина. заднее сидение. сумки в багажник. рюкзак под ноги. наушники. нет подходящей музыки. туман оседает мелкими каплями на стеклах. туман, туман, туман, вокруг только туман. будто ты тот самый ежик, который позволил течению нести себя, и это был единственно верный выход. выход ли? и ты, отклонившись на спинку сидения, представляешь, что лежишь на поверхности воды, а течение несет, несет тебя к неведомому морю, мимо проплывают дома, деревья, такие родные, такие твои. то есть не они проплывают, а ты проплываешь их. но есть ли какая-то разница, если теперь ты не увидишь их ещё целую вечность.

«я в реке. пускай река сама несет меня», — решил ежик, как мог, глубоко вздохнул, и его понесло вниз по течению.

дом. его дом. его дом. его дом. его дом. его дом. его. дом.

его дом. желтоватый, с большими окнами, на две семьи. покатая шиферная крыша, слева маленькое крыльцо, возле него яблоня.  синий забор. его дом.

его дом. 

повороты, повороты, повороты.

«я совсем промок. я скоро утону.» нет, тонуть я буду позже, когда окажусь самым отдаленным островком архипелага, которому никакие сдвиги литосфрных плит не помогут стать ближе к своим. когда я стану совсем одна, а вокруг меня — океан. когда у меня будет лежать заначка на билет до дома, а я не смогу его купить. когда в окне вместо соседской машины, сада и берез окажется желтая стена дома-колодца, а вместо петушиного кукареканья по утрам — радио с кухни, звук которого хуже бензопилы. сейчас я тону. тогда я ещё дрейфовала на воспоминаниях.

...

остановились. меня вышвырнуло из теплых картин ледяной рукой, открывшей дверку машины. мальчик с мамой. ну да, не всю же дорогу мне ехать одной. теперь я сдвигаюсь в самый уголок, рядом садится мальчик со светлыми кудрями и неловко отстраняется, когда я исподлобья смотрю на него в упор. будто он в чем-то виноват. во всех самых ужасных преступлениях никогда нет виноватых. поэтому виноваты все. виноват и этот мальчик, который делит со мной заднее сидение, и его мама, которой так приспичило везти его по одному направлению со мной в такую рань, и моя тетя на переднем, которая придумала уехать раньше, и глупые расстояния, которые с этого дня начнут отравлять меня по капле в день, и туман, и мокрая дорога. но в первую очередь виноват водитель. этот человек, лица которого я даже не запомнила. и глупая машина, которая увозит меня из моего августа, из моего вчера, в котором мы с ним целовались всю ночь.

«тебе не стыдно?» — «что такое?» — «да ну, ведем себя как извращенцы, весь август на школьном крыльце, тут же все-таки дети маленькие учатся, храм науки» 

смеется. весь август мы чувствовали себя преступниками. но так и было надо. нас было только двое во всем мире. 

но преступление совершается сейчас. я еду на север, он едет на юг. это нечестно. 

ежик доплыл до медвежонка. 

я все ещё плыву. и с каждым днем туман становится все гуще. 

«так чем там эта история про ежика закончилась?» — «он заблудился. навсегда.» — «врешь, всего лишь на полгода». — «нет, на целую вечность.» — «ну вот видишь, всего лишь на одну вечность. а ведь их миллиарды. не бойся потерять одну.» — «и что он потом найдет?» -

«рассвет. самый лучший. рассвет рассветов.»